распиши писало 2016 | тур 3: проза

[raspisal]

Автор: freiheit.
Тур: тур 3, «Нежить»
Название: Осколки
Тема: вампиры (высшие)
Вид работы: проза
Тип работы: ангст, джен
Размер: драббл, 706 слов
Примечание: вообще, очень много хочется тут написать. Видимо, до реально высших вампиров я так и не добралась; но зато тут никто никого не выпил на улице, не пролил ни капли крови мимо – все чинно, благородно и по обоюдному согласию (ну, практически). Хилд, он же – Хилдебранд, с немецкого значит «меч сражения», а Эрнст - «борец со смертью».

прикоснуться

Было мокро. И холодно. Не могу сказать точно, были это сумерки или вечер, помню только яркий свет от фонаря в лицо и омерзительные красные занавески в обветшалом домике.
Фонарь горел. Значит, все-таки, вечер.
У нас летние вечера обычно теплые и сухие; такие, какие и должны быть: спокойные, неторопливые. Сидеть бы где-нибудь на террасе, чай пить с малиной и радоваться жизни.
Тогда не хотелось. Помню отчетливое желание завернуться в плед и выпить чего-нибудь покрепче, и окна позакрывать везде.
«Они придут» — ходило по округе. Кто они — не уточняли; но всем было страшно. Страшно кругом, в каждом доме, в каждом закутке, и в людских глазах он, страх, тоже был.
Я не понимал. Шептались тоже, что «городские», они ничего не знают и ничего не понимают. Да и не хотелось.
Хотелось только до дома дойти скорее. Дом, почему-то, в тот вечер казался важным: незаправленная постель, свежевыстиранное одеяло в зеленый ромбик, чайник с отколотой ручкой на столе; сестра еще полку прибить попросила утром, жаловалась, что свалилась вместе с любимой вазой.
Достал ей на ярмарке новую. А то уж больно расстроенная ходила.
Туман сгущался. Идти оставалось минут десять, не дольше. И вроде еще не так поздно, а на улице никого. Совсем. И тихо, как будто вымерли все. Даже свет в окнах не горел. Только в том, с омерзительными шторами.
Из-за тумана ничего не было видно, и я смотрел под ноги; грязь налипла на ботинки после дождя, и мысок содрал где-то.
— Извините, — наткнулся на кого-то с разбега — а когда бежать начал не помню; и назад еще на пару шагов отлетел.
— Ничего.
Человек передо мной странный; за полгода здесь ни разу его не встречал. Высокий, худощавый, смотрел на меня пронзительно, чуть склонив голову набок.
Не по себе от этого взгляда стало; или это от того, что туман еще гуще стал?
Отвлекся, услышал где-то вдалеке голос сестры — скоро буду дома; вручу ей, торжественно, вазу. Главное, не разбить.
А человек все смотрел; даже ближе подошел. Я молчал, не мог ни слова сказать, как будто все их моментально забыл. Только рассматривал: волосы длинные, кожа бледная.
И глаза. Красные.
«Они придут» — в голове. Совсем, видимо, с ума сошел с этим туманом и холодом; домой бы.
Человек улыбнулся странной улыбкой. Помню это ощущение: как будто загнали, и дышишь тяжело, сердце сжимается, ноги с места сдвинуть не можешь; в жертву превратили, и ничего не сделаешь с этим.
— Пойдешь со мной? — голос глубокий, низкий.
Кивнул. И тут совсем воспоминания стираются. Помню только, как вазу выронил, и голос сестры потух вдалеке.
А потом уже яркие пятна света, каменные стены, деревянный пол, длинный диван. Последнее воспоминание — фужер с чем-то красным на низком столе; больно.
Чья-то мягкая, холодная кожа у моих губ и металлический, сладкий привкус во рту.
И в голове сестринский голос звал, отголоском.
«Эрнст, Эрнст».
— Эрнст?
Оборачиваюсь.
— Ты в последнее время какой-то задумчивый стал. — Хилд улыбается. — Выйди, развейся. Сегодня можно.
Смотрю на него. Не то, чтобы Хилд поменялся с тех пор; сколько лет прошло?
Смешно.
В окне высотки мигают огнями, внизу машины, красной точкой на горизонте кажется самолет. Город живет и дышит. Яркий, красивый, громкий. Хилд опускается рядом.
— Вспоминал свой день рождения, — замолкаю, — Хилд, почему я?
— Что?
— Почему тогда ты выбрал меня?
— Столько лет прошло! — он широко улыбается. — Почему ты только сейчас об этом спрашиваешь?
Не отвечаю.
В голове рой воспоминаний. День рождения: всегда самый тяжелый день; чем дальше, тем, конечно, становится проще. Все не удержишь.
Тот был двадцатым. Ранним утром я стоял на холме, и деревья гнулись под ветром — жаркого лета, похоже, не случится: пасмурно. Маленькая деревушка неподалеку и дом на окраине. Сестра сидела на террасе обнимая колени. А меня рядом не было.
Не будет уже никогда.
Через шестьдесят лет она так же выйдет на террасу, осмотрится вокруг, и тяжело вздохнет. Будет такой же густой туман, как тогда; и люди будут шептаться так же.
— Бессмертие — не самый плохой подарок на день рождения, ты не находишь? — Хилд тихо и расслабленно смеется. На полу бокал — кровь пахнет сладко и пьяняще.
Сестра постаревшая, седая, с дрожащими губами. Я захочу к ней выйти — но Хилд остановит.
И сквозь густой туман, в окне старого расшатанного дома увижу полку — ту самую — на полу. И те же осколки вазы рядом.
Губы сами кривятся в усмешке.
Прошло уже почти триста лет.
А я до сих пор жалею о не прибитой тогда полке.
И о вазе, которую так и не подарил.