Автор: 8:00 утра
Тур: тур 3, «Нежить»
Название: Упырь
Тема: Упырь
Вид работы: проза
Тип работы: фанфик, слэш, J2,мелодрама
Размер: мини, 1401 слово
Примечание: школьная аушка, курение, членовредительство, минздрав предупредил. Возможно продолжение
прикоснуться
Там, где заканчивался город, тишина стояла такая, что слышно было, как барабанят по опавшей листве срывавшиеся с веток капли. Дождь прошел недавно, и еще сыпалась за шиворот холодная морось, стоило неловко задеть плечом дерево. Воздух казался промытым в ледяной воде хрусталем, чуть потемневшим от времени.
Дом стоял потемневший и мокрый, хмуро смотрел на лес немигающим взглядом запыленных окон. Небольшой двухэтажный коттедж когда-то наверняка был уютным, а теперь стоял опустевшим и брошенным, утопая в пожухлой траве - как иссохшее дерево с выеденной насекомыми сердцевиной.
Дженсену казалось, он и сам был как этот дом - опустошенным. Может, поэтому ему было здесь так спокойно.
Кеды промокли насквозь от росы, пока он пробирался к дому по давно заросшей тропинке. Дженсену нравилось крыльцо - две колонны поддерживали переходящий в небольшой балкон навес. Зачем балкон дому, со всех сторон окруженному лесом, Дженсен не знал. По его мнению, смотреть на деревья, своими верхушками протыкавшие серо-синюю опухоль коннектикутского неба - то еще удовольствие. Балкон нужен, когда у тебя море под окнами и волны разбиваются у крыльца. Тогда другое дело. А здесь - того и гляди повесишься на одном из этих деревьев.
Дженсен легко вскочил на крыльцо, перешагивая по нескольку ступенек за раз. Дом молчал, но уже не смотрел так неприветливо, как это было при первом знакомстве, когда Дженсен наткнулся на него, прогуливая занятия пару недель назад. С тех пор приходить сюда стало традицией.
Привалившись спиной к мокрой шершавой стене, достал из кармана помятую пачку, выбил на ладонь сигарету. В другое время он не курил, он обещал отцу, что бросит и даже бросил почти. Почти. Сигарета до начала занятий превратилась в ритуал, во что-то что-то вроде последнего обеда у висельников, и Дженсен смаковал каждую затяжку. И тогда время замедлялось, позволяя прочувствовать каждый вздох, каждое биение сердца. Мокрый шершавый кирпич спиной сквозь толстовку, озябшие до нечувствительности пальцы в промокших кедах - все это было живым, настоящим... и безопасным.
Дженсен прикурил, затянулся глубоко и с наслаждением. Голова закружилась. Сбросив рюкзак с плеча, он сел рядом, чувствуя, как ползет сырой холод по бедрам. Сигарета светилась мягким оранжевым огоньком, неуместным на фоне буро-серого, блеклого леса. В этом городе все было выдержано в холодных тонах, словно сумрак проникал повсюду и въедался, как пыль. Дженсен ненавидел Роки-Хилл, и Роки-Хилл отвечал ему тем же.
Они с матерью были здесь чужаками, а чужаков в таких городках, затерянных в лесной глуши, не жалуют.
Дженсен вытянул ноги, зарывшись кедами в ворох потерявших цвет листьев. Они тоже были как он: налетел порыв ветра - и нет уже вечного лета, только холод и дождь. Дженсену раньше казалось, что в его жизни не будет ничего плохого. Что несчастья - это не про них, что это у кого-то другого, у соседей или вообще - людей из телевизора. А потом умер отец.
Это было так внезапно, что Дженсен не верил, даже придя с матерью в морг на опознание. Не верил, когда смотрел, как опускается крышка гроба. Он ведь почти совсем не болел, его отец. Он не мог умереть. Врачи сказали - сердечный приступ. Сказали - сгорел на работе. Сказали еще, что так бывает, когда слишком много себя отдаешь любимому делу.
Все тогда что-то говорили, слов было так много, будто всем этим людям, пришедшим на похороны, было стыдно за Дженсена, который стоял с окаменевшим лицом. Вместо его слез текли чьи-то чужие слова, и Дженсен тонул в них, захлебывался и никак не мог выплыть. Иногда ему казалось, что он продолжает барахтаться там, в этой стремнине, и все что ему нужно - чтобы люди вокруг замолчали.
Все тогда рухнуло. Жизнь, казавшаяся надежной и нерушимой, оказалась не прочнее детского конструктора. Смерть отца подкосила мать, она как-то быстро высохла и увяла. Оставаться дальше в Далласе было невыносимо, здесь все напоминало об отце. И тогда они с матерью переехали в Коннектикут. Это казалось хорошей идеей, чтобы оставить все позади: вместо пустыни - лес, вместо палящего солнца - моросящий дождь, вместо шумного, почти полуторамиллионного Далласа - тихий городок Роки-Хилл.
Они купили старый дом на окраине, там, где Брук-Стрит упирается в сплошную стену деревьев. Такие дома обычно показывают в молодежных ужастиках - ветхий, скрипучий, неприветливый. Мать почти не выходила, но их сбережений пока что хватало на жизнь, да и тратиться здесь было особенно не на что.
Дженсен стряхнул пепел на дощатый пол. Так же неумолимо, как догорала его сигарета, истекали минуты его тишины, и все ближе становилось время занятий, когда он вынужден будет прийти в школу и лицом к лицу встретиться с Джаредом Падалеки и его бандой.
Вообще-то, если официально, то, что Дженсен упорно в мыслях звал бандой, на самом деле было футбольной командой, и сам Падалеки, ее капитан, считался кем-то вроде местной звезды. Уважаемый спортсмен, не то что Дженсен - чужак, изгой, пришелец. Упырь.
К Дженсену сразу приклеилось это - Упырь. Если уж по-честному, очень оно ему подходило. Дженсен глянул на себя как-то в зеркало - упырь и есть, даже глаза красные от постоянной бессонницы, а под глазами залегли тени. Да и похудел он, похоже, изрядно - джинсы болтались. Из черной одежды он вообще не вылезал: сначала - траур, а потом как-то вошло в привычку. Черный стал его панцирем, в котором так удобно оказалось прятаться от всех, его маскировочным костюмом, позволявшим мимикрировать, сливаясь с сумеречным пейзажем осеннего Коннектикута. Так было проще.
Мысль о Падалеки заставила Дженсена поморщиться. В груди разлилось что-то жгучее, ядовитое, даже дыхание перехватило.
Дженсен помнил: отец как-то вел дело против директора строительной компании, замешанного в махинациях при строительстве жилого дома. Ее директор, чтобы положить себе в карман лишние деньги, закупал не имеющие сертификатов материалы - они были дешевле. Никто не предполагал, что они некачественные, пока не начали болеть жильцы. Тогда оказалось, материалы выделяли в воздух ядовитые вещества, которые и отравляли людей.
Дженсен был уверен, что Падалеки действует на него так же. Его насмешливый взгляд чуть прищуренных глаз преследовал его повсюду, куда бы Дженсен ни шел. Что бы он ни делал - в ушах звучал издевательский смех. Падалеки насмехался над ним, за что бы Дженсен ни взялся, и стучало в мозгу с каждым биением сердца: Упырь. Упырь. Упырь.
Дженсен дернул молнию на ветровке, приподнял толстовку. Сердце застучало быстрее, разгоняя выброшенный в кровь адреналин, и мир снова поплыл. Потянув вверх футболку, Дженсен оголил бок и вдавил сигарету в тело там, где сквозь тонкую кожу выступали ребра. Рядом с добрым десятком круглых ранок с обожженными краями - совсем свежих и слегка уже слегка подзаживших.
Боль хлестнула сознание. Дженсен оскалился, дернулся, уперся пятками в пол крыльца, но руку с сигаретой не отнял. Он уже знал - если прижать несильно, то сигарета не потухнет, можно будет даже докурить. Дженсен как-то делал так: две затяжки - ожог - две затяжки. Ранки потом долго заживают и болят адски, но на какое-то время становится легче.
Иногда боль в груди бывает такая, что бороться с ней получается только другим видом боли. Иначе не переключиться, только клин клином, одну боль - другой: не зря же говорят, что нужно сломать палец, чтобы забыть о больной голове. Тоже не самый нормальный его поступок. Его точно никогда не примут здесь.
Дженсен выпустил потухшую сигарету из ослабевших пальцев, позволил ей скатиться в листву. Его мутило - от боли, от никотина, от необходимости идти в школу и снова становиться объектом издевательств Падалеки и его банды. Дженсен позволил себе еще пару секунд посидеть, откинув голову назад.
Дом молчал. Не скрипел рассохшимися досками, не хлопал неплотно закрытым окном. Дженсен не знал, кто жил здесь раньше - может, такой же, как он - Упырь, и у него был свой Падалеки, в конечном итоге вынудивший его уехать? Когда Дженсен только нашел этот дом, он забрался внутрь через выбитое - скорее всего, непогодой - окно. Тогда он еще не знал, что замок на двери давно сломан.
Внутри было жутко. Выцветшие, кое-где отставшие от стен обои, по которым уже ползла плесень, обрывки старых газет, кое-где сохранившаяся мебель - дом казался выскобленным изнутри трупом, который не придали земле. Дженсен не захотел больше тревожить его покой. Но на крыльцо, как и раньше, продолжал приходить.
До начала занятий оставалось совсем немного. Это было даже хорошо - чем меньше времени он проводил в школе, тем меньше привлекал внимание банды Падалеки и его самого. Дженсен бы бросил школу совсем, если б мог, но в прошлый раз его прогулы закончились тем, что директор, заботясь о репутации школы, вызвал к себе мать. Она не стала устраивать ему взбучку, но посмотрела таким взглядом, что Дженсен понял: он не сможет еще раз ее подвести.
Он поднялся, отряхнул джинсы. Достав из кармана ветровки смартфон, Дженсен воткнул в уши пуговки наушников. В голове взорвался “Master of Pappets” любимой “Металлики” - исчезла тихая осенняя капель и шепот ветра, и стоны покинутого дома. Музыка тоже способом отгородиться - стоило нажать на “play” - и мир исчезал. Или он исчезал для мира - по крайней мере, так ему хотелось думать.
Дженсен накинул на голову капюшон, сунул руки в карманы и шагнул с крыльца.
Тур: тур 3, «Нежить»
Название: Упырь
Тема: Упырь
Вид работы: проза
Тип работы: фанфик, слэш, J2,
Размер: мини, 1401 слово
Примечание: школьная аушка, курение, членовредительство, минздрав предупредил. Возможно продолжение
прикоснуться
Там, где заканчивался город, тишина стояла такая, что слышно было, как барабанят по опавшей листве срывавшиеся с веток капли. Дождь прошел недавно, и еще сыпалась за шиворот холодная морось, стоило неловко задеть плечом дерево. Воздух казался промытым в ледяной воде хрусталем, чуть потемневшим от времени.
Дом стоял потемневший и мокрый, хмуро смотрел на лес немигающим взглядом запыленных окон. Небольшой двухэтажный коттедж когда-то наверняка был уютным, а теперь стоял опустевшим и брошенным, утопая в пожухлой траве - как иссохшее дерево с выеденной насекомыми сердцевиной.
Дженсену казалось, он и сам был как этот дом - опустошенным. Может, поэтому ему было здесь так спокойно.
Кеды промокли насквозь от росы, пока он пробирался к дому по давно заросшей тропинке. Дженсену нравилось крыльцо - две колонны поддерживали переходящий в небольшой балкон навес. Зачем балкон дому, со всех сторон окруженному лесом, Дженсен не знал. По его мнению, смотреть на деревья, своими верхушками протыкавшие серо-синюю опухоль коннектикутского неба - то еще удовольствие. Балкон нужен, когда у тебя море под окнами и волны разбиваются у крыльца. Тогда другое дело. А здесь - того и гляди повесишься на одном из этих деревьев.
Дженсен легко вскочил на крыльцо, перешагивая по нескольку ступенек за раз. Дом молчал, но уже не смотрел так неприветливо, как это было при первом знакомстве, когда Дженсен наткнулся на него, прогуливая занятия пару недель назад. С тех пор приходить сюда стало традицией.
Привалившись спиной к мокрой шершавой стене, достал из кармана помятую пачку, выбил на ладонь сигарету. В другое время он не курил, он обещал отцу, что бросит и даже бросил почти. Почти. Сигарета до начала занятий превратилась в ритуал, во что-то что-то вроде последнего обеда у висельников, и Дженсен смаковал каждую затяжку. И тогда время замедлялось, позволяя прочувствовать каждый вздох, каждое биение сердца. Мокрый шершавый кирпич спиной сквозь толстовку, озябшие до нечувствительности пальцы в промокших кедах - все это было живым, настоящим... и безопасным.
Дженсен прикурил, затянулся глубоко и с наслаждением. Голова закружилась. Сбросив рюкзак с плеча, он сел рядом, чувствуя, как ползет сырой холод по бедрам. Сигарета светилась мягким оранжевым огоньком, неуместным на фоне буро-серого, блеклого леса. В этом городе все было выдержано в холодных тонах, словно сумрак проникал повсюду и въедался, как пыль. Дженсен ненавидел Роки-Хилл, и Роки-Хилл отвечал ему тем же.
Они с матерью были здесь чужаками, а чужаков в таких городках, затерянных в лесной глуши, не жалуют.
Дженсен вытянул ноги, зарывшись кедами в ворох потерявших цвет листьев. Они тоже были как он: налетел порыв ветра - и нет уже вечного лета, только холод и дождь. Дженсену раньше казалось, что в его жизни не будет ничего плохого. Что несчастья - это не про них, что это у кого-то другого, у соседей или вообще - людей из телевизора. А потом умер отец.
Это было так внезапно, что Дженсен не верил, даже придя с матерью в морг на опознание. Не верил, когда смотрел, как опускается крышка гроба. Он ведь почти совсем не болел, его отец. Он не мог умереть. Врачи сказали - сердечный приступ. Сказали - сгорел на работе. Сказали еще, что так бывает, когда слишком много себя отдаешь любимому делу.
Все тогда что-то говорили, слов было так много, будто всем этим людям, пришедшим на похороны, было стыдно за Дженсена, который стоял с окаменевшим лицом. Вместо его слез текли чьи-то чужие слова, и Дженсен тонул в них, захлебывался и никак не мог выплыть. Иногда ему казалось, что он продолжает барахтаться там, в этой стремнине, и все что ему нужно - чтобы люди вокруг замолчали.
Все тогда рухнуло. Жизнь, казавшаяся надежной и нерушимой, оказалась не прочнее детского конструктора. Смерть отца подкосила мать, она как-то быстро высохла и увяла. Оставаться дальше в Далласе было невыносимо, здесь все напоминало об отце. И тогда они с матерью переехали в Коннектикут. Это казалось хорошей идеей, чтобы оставить все позади: вместо пустыни - лес, вместо палящего солнца - моросящий дождь, вместо шумного, почти полуторамиллионного Далласа - тихий городок Роки-Хилл.
Они купили старый дом на окраине, там, где Брук-Стрит упирается в сплошную стену деревьев. Такие дома обычно показывают в молодежных ужастиках - ветхий, скрипучий, неприветливый. Мать почти не выходила, но их сбережений пока что хватало на жизнь, да и тратиться здесь было особенно не на что.
Дженсен стряхнул пепел на дощатый пол. Так же неумолимо, как догорала его сигарета, истекали минуты его тишины, и все ближе становилось время занятий, когда он вынужден будет прийти в школу и лицом к лицу встретиться с Джаредом Падалеки и его бандой.
Вообще-то, если официально, то, что Дженсен упорно в мыслях звал бандой, на самом деле было футбольной командой, и сам Падалеки, ее капитан, считался кем-то вроде местной звезды. Уважаемый спортсмен, не то что Дженсен - чужак, изгой, пришелец. Упырь.
К Дженсену сразу приклеилось это - Упырь. Если уж по-честному, очень оно ему подходило. Дженсен глянул на себя как-то в зеркало - упырь и есть, даже глаза красные от постоянной бессонницы, а под глазами залегли тени. Да и похудел он, похоже, изрядно - джинсы болтались. Из черной одежды он вообще не вылезал: сначала - траур, а потом как-то вошло в привычку. Черный стал его панцирем, в котором так удобно оказалось прятаться от всех, его маскировочным костюмом, позволявшим мимикрировать, сливаясь с сумеречным пейзажем осеннего Коннектикута. Так было проще.
Мысль о Падалеки заставила Дженсена поморщиться. В груди разлилось что-то жгучее, ядовитое, даже дыхание перехватило.
Дженсен помнил: отец как-то вел дело против директора строительной компании, замешанного в махинациях при строительстве жилого дома. Ее директор, чтобы положить себе в карман лишние деньги, закупал не имеющие сертификатов материалы - они были дешевле. Никто не предполагал, что они некачественные, пока не начали болеть жильцы. Тогда оказалось, материалы выделяли в воздух ядовитые вещества, которые и отравляли людей.
Дженсен был уверен, что Падалеки действует на него так же. Его насмешливый взгляд чуть прищуренных глаз преследовал его повсюду, куда бы Дженсен ни шел. Что бы он ни делал - в ушах звучал издевательский смех. Падалеки насмехался над ним, за что бы Дженсен ни взялся, и стучало в мозгу с каждым биением сердца: Упырь. Упырь. Упырь.
Дженсен дернул молнию на ветровке, приподнял толстовку. Сердце застучало быстрее, разгоняя выброшенный в кровь адреналин, и мир снова поплыл. Потянув вверх футболку, Дженсен оголил бок и вдавил сигарету в тело там, где сквозь тонкую кожу выступали ребра. Рядом с добрым десятком круглых ранок с обожженными краями - совсем свежих и слегка уже слегка подзаживших.
Боль хлестнула сознание. Дженсен оскалился, дернулся, уперся пятками в пол крыльца, но руку с сигаретой не отнял. Он уже знал - если прижать несильно, то сигарета не потухнет, можно будет даже докурить. Дженсен как-то делал так: две затяжки - ожог - две затяжки. Ранки потом долго заживают и болят адски, но на какое-то время становится легче.
Иногда боль в груди бывает такая, что бороться с ней получается только другим видом боли. Иначе не переключиться, только клин клином, одну боль - другой: не зря же говорят, что нужно сломать палец, чтобы забыть о больной голове. Тоже не самый нормальный его поступок. Его точно никогда не примут здесь.
Дженсен выпустил потухшую сигарету из ослабевших пальцев, позволил ей скатиться в листву. Его мутило - от боли, от никотина, от необходимости идти в школу и снова становиться объектом издевательств Падалеки и его банды. Дженсен позволил себе еще пару секунд посидеть, откинув голову назад.
Дом молчал. Не скрипел рассохшимися досками, не хлопал неплотно закрытым окном. Дженсен не знал, кто жил здесь раньше - может, такой же, как он - Упырь, и у него был свой Падалеки, в конечном итоге вынудивший его уехать? Когда Дженсен только нашел этот дом, он забрался внутрь через выбитое - скорее всего, непогодой - окно. Тогда он еще не знал, что замок на двери давно сломан.
Внутри было жутко. Выцветшие, кое-где отставшие от стен обои, по которым уже ползла плесень, обрывки старых газет, кое-где сохранившаяся мебель - дом казался выскобленным изнутри трупом, который не придали земле. Дженсен не захотел больше тревожить его покой. Но на крыльцо, как и раньше, продолжал приходить.
До начала занятий оставалось совсем немного. Это было даже хорошо - чем меньше времени он проводил в школе, тем меньше привлекал внимание банды Падалеки и его самого. Дженсен бы бросил школу совсем, если б мог, но в прошлый раз его прогулы закончились тем, что директор, заботясь о репутации школы, вызвал к себе мать. Она не стала устраивать ему взбучку, но посмотрела таким взглядом, что Дженсен понял: он не сможет еще раз ее подвести.
Он поднялся, отряхнул джинсы. Достав из кармана ветровки смартфон, Дженсен воткнул в уши пуговки наушников. В голове взорвался “Master of Pappets” любимой “Металлики” - исчезла тихая осенняя капель и шепот ветра, и стоны покинутого дома. Музыка тоже способом отгородиться - стоило нажать на “play” - и мир исчезал. Или он исчезал для мира - по крайней мере, так ему хотелось думать.
Дженсен накинул на голову капюшон, сунул руки в карманы и шагнул с крыльца.
@темы: проза, русский язык, распиши писало 2016, распиши писало 2016 тур 3