Автор: yisandra
Тур: тур 2, «Темно внутри»
Название: Антропомант
Тема: гадание
Вид работы: проза
Сеттинг: ориджинал
Персонажи: —
прикоснуться
Кажется, пол в этом подвале был самым чистым участком во всём заброшенном квартале. У двери стояло деревянное ведро с сохнущей на краю аккуратно сложенной тряпкой.
Блестящий в свете масляных ламп пол покрывали аккуратные, тонко наведённые краской линии — большой пентакль, окружённый фигурами помельче и знаками, которых Хади не мог прочесть. Линии потолще уходили от лучей пентакля в стороны, делясь на множество истончающихся, несимметричных ответвлений, похожих на трещины.
Только это были не трещины, а «кровостоки». Антропомант — так, с большой буквы «А», называли его городские переносчики сплетен — всегда чертил кровостоки, и внутренняя часть пентакля оставалась чистой, даже когда он уже заканчивал потрошить свою жертву.
Пахло краской и особой затхлостью нежилого места.
У Хади ужасно болел затылок, по которому его приложили чем-то тяжёлым, но, видимо тупым — кровь, если и была, на шею не стекала, значит, рана несерьёзная. В глазах всё ещё плыло, к горлу подкатывала тошнота — только отчасти от страха — не лучшая новость, учитывая, что во рту у него был кляп — обычная деревяшка на ремешках. Судя по тому, что сжимаемые зубы попадали в немаленькие впадины, кляп использовался отнюдь не впервые. Думать о судьбе тех, на ком его использовали раньше, не хотелось.
Прикованные к идущей вдоль стены горизонтальной штанге руки начали неметь. К боку прижималась трясущаяся Мелисент, точно так же связанная и, вдобавок, ревущая. Кажется, у неё была истерика, но кляп не позволял рыдать, и Хади боялся, что девушка может задохнуться.
Хотя, может быть, задохнуться — не такая уж плохая перспектива. Антропомант резал свои жертвы живьём, чтобы разложить их внутренности по магическим фигурам, и искал ответы на свои мистические вопросы в их цвете, размерах и формах. Говорят, людям под его ножом не позволялось испустить дух часами — пока ритуалист не заканчивал гадание.
Обычно он не убивал больше одного за раз, но Хади не тешил себя надеждой, что у кого-то из них есть шанс спастись. Трупы после Антропоманта редко находили сразу — видимо, он не был любителем излишнего внимания к своей работе. Вряд ли ему вдруг захотелось подстегнуть стражу, предоставив им свидетелей.
«Благие боги, — думал Хади, сглатывая гнилой деревянный привкус. — Я не святой, я сквернословил и грешил, я пил, врал родителям и гулял с сестрой лучшего друга, потому что люблю его и не знаю, что ещё придумать, чтобы быть к нему ближе. Однажды я украл сливу с базарного лотка и спьяну пнул кошку, которая, возможно, была беременной. Но неужели я заслужил умереть вот так? Бессмысленно, в дурацком подвале, потешив ненормального мага? Я ещё так молод, мне даже жениться ещё нельзя!»
Антропомант был неожиданно нестар — мужчина лет, быть может, сорока, крепко сложенный и высокий, одетый в практичный тёмный костюм, какой не привлёк бы лишнего взгляда ни на бедных, ни на зажиточных улицах. Верхнюю часть лица скрывала остроклювая белая маска Чумы, но широкий подбородок и сочный, подчёркнутый тёмными усами рот были хорошо видны.
Мэтти приковали отдельно, и Хади не питал иллюзий о том, почему. Все жертвы Антропоманта были молоды и хороши собой. Видимо, получив сразу троих, он мог позволить себе поперебирать — Мэтти был младшим и самым красивым. Хади тысячу раз проклинал эти качества своего друга, но меньше всего ожидал, что они когда-нибудь станут причиной его гибели. Возможно даже, их гибели — если мага привлёк именно Мэтти.
Со своего места Хади видел клювастый улыбающийся профиль Антропоманта.
— У тебя такая белая кожа, — интимно произнёс маг, склоняясь клювом к лицу Мэтти. Тот трясся, точно как Мелисент. Хади, откровенно говоря, не поручился бы, что сам не трясётся. — В твоём возрасте хорошая кожа — редкость, тем более такого прекрасного цвета. Жаль, здесь недостаточно светло — уверен, там ещё и веснушки.
Веснушки действительно были, Хади помнил их и любил, они были обязательным атрибутом его непристойных снов — и уж точно он меньше всего хотел смотреть, как кто-то другой водит по ним рукой, собственнически забираясь под рубашку Мэтти.
В руке мага появился нож — слегка изогнутый, тёмный, какой-то пугающе лекарский на вид. Мэтти бессмысленно рванулся и невнятно из-за кляпа взвыл.
— Ну-ну, — успокаивающе сказал маг, цепко беря юношу за волосы и заставляя запрокинуть голову. — Тихо. Сейчас я хочу всего лишь убрать твою одежду. Не будешь дёргаться — не порежу. Понимаешь меня?
Мэтти, насколько ему позволяла чужая хватка, кивнул, продолжая, впрочем, тихонько подвывать от ужаса.
— Вот и хорошо. Мне нравятся понятливые.
Нож был очень острым. Хади видал много клинков, но понятия не имел, какая должна быть заточка, чтобы чёрный чугун резал ткань и дублёную кожу словно шёлковую тряпочку.
— И здесь тоже рыжий, — довольно прокомментировал Антропомант, срезая с Мэтти подштанники. Он носком сапога отбросил обрезки, минуту назад бывшие неплохим выходным костюмом. — Послушай, если ты пообещаешь не кричать, я вытащу этот нелепый кляп. Здесь некому спасать тебя, котёнок, а я очень не люблю шум. Мы договорились? Я убираю кляп, а ты продолжаешь быть хорошим мальчиком и ведёшь себя тихо?
Мэтти испуганно закивал. Антропомант аккуратно, привычным каким-то движением вытащил кляп и дал ему повиснуть на ремешках, потом достал носовой платок и бережно отёр с лица своей жертвы слёзы, сопли и слюну.
— Вот так, — приговаривал он ласково. — Так ведь лучше, правда? Скажи мне, как тебя зовут, котёнок?
— М-матиас, — выдавил Мэтти.
«Боги, какой у него детский голос», — смутно подумал Хади. Происходящее с каждой секундой казалось всё более нереальным, словно кошмарный сон.
— Матиас, — повторил маг, бросая платок на пол и приобнимая Мэтти за бёдра. — Ты хочешь жить, Матиас?
Мэтти попытался что-то сказать, но только разрыдался — сухо и беззвучно, и видно было, как он старается прекратить, но это было просто выше его сил. Мелисент зажмурилась, а Хади не мог заставить себя отвести взгляда, словно, стоит ему моргнуть, Антропомант перережет Мэтти горло.
Маг с нескрываемым удовольствием гладил содрогающееся от безмолвного плача тело в некоем извращённом подобии утешения.
Наконец Мэтти сумел остановиться и, заикаясь, произнёс:
— Д-да. П-п-пожалуйста, г-господин, я хочу жить.
— Это прекрасно, котёнок. Я готов оказать тебе такую услугу. Ты ведь не откажешься взамен сделать мне приятное? — мягко сжавшая ягодицу Мэтти рука не оставляла места сомнениям в том, что именно подразумевается под «приятным». — Уверен, не откажешься. Ты ведь такой славный мальчик.
Мелисент издала какой-то задушенный звук и уронила голову на плечо Хади. Он не был уверен, потеряла она сознание или просто не имеет сил смотреть на продолжение, но завидовал ей в любом случае.
Мэтти впервые за всё время, проведённое в подвале, посмотрел на Хади, будто в поисках помощи. В глазах его был чистый, беспросветный ужас.
Хадди стиснул зубами деревяшку, чтобы не заорать, и всё-таки ненадолго зажмурился. Открыл глаза, только услышав голос мага:
— Я очень рад, Матиас. У меня будет к тебе одна просьба...
Он отошёл и быстро вернулся, неся какой-то свёрток.
— Хочу, чтобы это было на твоих ногах, когда они окажутся у меня на плечах.
Сапоги. В свёртке были сапоги — высокие, Мэтти они оказались почти до середины бедра. Антропомант аккуратно обул его, тщательно затянув все ремешки, так что чёрная кожа сапог обняла ноги юноши как шёлковые женские чулки.
Хади опять зажмурился, потому что ужасна была мысль, что Мэтти будет смотреть на него — но и в половину не так ужасна, как мысль, что Мэтти будет знать, что на него смотрят. Хади жмурился и грыз деревяшку, и больше всего мечтал оглохнуть или потерять сознание, чтобы ничего не слышать, чтобы не понимать, не знать, что его лучшего друга и свет его грёз насилуют в двух шагах от него.
Потому что Мэтти не кричал, нет, но стонал жалобно, как раненный щенок, скулил и всхлипывал, а Хади ничего, совсем ничего не мог для него сделать, только вздрагивать от каждого одобрительного комментария, отпущенного магом, и молчать.
— Вот видишь, ничего страшного, — прозвучал наконец довольный голос Антропоманта. — Неужели не понравилось? Может быть, позже мы повторим — тебе надо просто привыкнуть.
— Н-н-н... н-не надо...
— Давай вытрем эти слёзы... Такие красивые глазки не должны плакать. Улыбнись, котёнок. Я сказал, улыбнись.
Хади непроизвольно глянул, напуганный возможной реакцией мага, если его пожелание не будет немедленно выполнено. К счастью, зарёванный Мэтти сумел изобразить весьма жалкую на вид гримасу, отдалённо напоминающую улыбку. Губы у него тряслись, нижняя на глазах опухала.
— Так-то лучше. У нас осталось нерешённое дело, котёнок. Видишь ли, положение звёзд сегодня чрезвычайно благоприятно для гаданий, и я не могу упустить такую ночь. Для того, чтобы получить ответы на вопросы, мне нужно пожертвовать одним человеком, но, как видишь, вас здесь трое. — Его ладонь легла на вздрагивающий живот Мэтти. — Первый разрез, чтобы разъять плоть в поисках ответов, проводится здесь. Но тебя я не трону, я ведь обещал. Более того, я даже позволю тебе самому решить, кто ещё выживет: мальчик или девочка. Только решай скорее: ночь коротка.
«Благие боги, — подумал Хади. — Будьте вы прокляты. Я знаю, вас нет. Мэтти не заслужил такого. Никто из нас не заслужил».
— Я не могу, — шептал Мэтти, отчаянно мотая головой. — Прошу вас, пожалуйста, я не могу, не заставляйте меня, я не могу, не могу, не могу!
— Конечно, можешь. Ведь если ты вдруг не сможешь, я убью обоих, — маг погладил его по щеке. — Решай, Матиас. Он или она.
— Она, — наконец выдавил Мэтти. — Она!
Хади не винил его. Всё-таки, Мелисент Мэтти сестра. Если бы Хади пришлось выбирать, он бы тоже не колебался слишком долго, выбрал бы того, кто важнее. Пусть даже Мэтти потом всю жизнь бы его ненавидел.
— Отличный выбор, — весело отозвался маг, подходя к остальным пленникам и доставая связку ключей.
Хади не понимал, что происходит, когда Антропомант расковал Мелисент и небрежной пощёчиной привёл её в чувство; и тогда, когда парой странно звучащих слов остановил её взметнувшиеся в попытке оттолкнуть руки; даже когда маг поднял впавшую в колдовской ступор девушку на руки, он всё ещё не понимал.
Понял, только когда Мелисент опустили на пол. Точно в центр пентакля.
— Нееет! — закричал Мэтти — впервые в полный голос, словно запрет на шум и страх наказания больше не имели значения.
Он продолжал кричать и рваться, обдирая запястья кандалами и после того, как Антропомант небрежно вернул его кляп на место.
— Ну же, котёнок, — насмешливо протянул маг. — Ты сам выбрал её, зачем же так убиваться?
Первый разрез он сделал по краю брюшины.
В целом ритуал занял не более получаса. В точных движениях, которыми Антропомант извлекал и раскладывал по магическим фигурам внутренности, чувствовался огромный опыт.
Хади не мог видеть лица Мелисент, выражения её глаз, но когда маг закончил свои манипуляции, её сердце, лежащее в меловом знаке на чисто вымытом полу, ещё билось.
А «кровостоки» прекрасно справлялись с работой. Тут сплетни оказались правы.
***
— Говард, — приветствовал его оракул. — Рад, что ты сумел прибыть. Надеюсь, Матиас чувствует себя хорошо?
— Ему лучше, — слегка неловко ответил Хади. Даже годы спустя он чувствовал себя неуютно, когда кто-нибудь спрашивал его о здоровье Мэтти. Чувствовал вину, если быть откровенным.
— Тогда начнём, — оракул кивнул ему на место у стены. — Расположение звёзд сегодня благоприятно. Если всё сложится удачно, мы наконец опередим Антропоманта. Хочу поблагодарить вас всех за вашу работу. Спасибо.
Кроме Хади помощников у оракула было двое. Они приносили ему информацию и нужные предметы, контактировали за него с другими людьми. Сам оракул не покидал своего дома-крепости. По правде говоря, Хади ни разу не видел, чтобы он вышел из комнаты или хотя бы встал со своего места на полу в центре вырезанных в камне пентаклей и символов. Он вообще шевелился лишь немного чаще дворцовой статуи.
Оракул был лет на пять старше Хади, но выглядел моложе своего возраста, почти юнцом. Его белоснежная мраморная кожа болезненно напоминала о ждущем дома Мэтти и той ночи, которая разделила их жизни на «до» и «после», только веснушек у ритуалиста не было. В своей церемониальной белой одежде он был похож на дорогую куклу; длинная рыжая коса стекала по плечу на колени, чтобы свернуться там змеёй.
Оракул привычно подвязал широкие рукава и стал быстро и точно располагать в высеченных в полу фигурах обработанные камни, друзы, монеты, игральные фишки и украшения. Наконец, удовлетворившись получившимся узором, он протянул над ним руку ладонью вниз и разрезал вену на запястье костяным ножом.
Кровь точилась долго, покрывая металл, дерево, кость и камень. Заглублённые в пол кровостоки отводили её в основные линии пентакля.
Хади наблюдал, как сосредоточенно сжатые в линию губы ритуалиста медленно белеют.
Наконец оракул отвёл руку от узора, и Марсия тут же подала ему чистую стираную тряпицу — перевязать.
— На запад, — произнёс ритуалист устало. — Нам нужен Паучий перевал. Он там.
Марсия ушла за водой и песком, чтобы очистить фигуру, Тарквен, попрощавшись, отправился готовить экспедицию к перевалу, а Хади остался помочь оракулу с перевязкой — тот потерял довольно много крови, и пальцы у него тряслись.
— Я давно хотел спросить, — негромко произнёс Хади, закрепляя повязку. — Этот ублюдок, Антропомант... что ему нужно? Не может же быть, чтобы он творил всё это без цели. Чего он хочет добиться?
— Меня, — так же тихо ответил оракул. — Боюсь, ему нужен я и другие, такие как я. Он убеждён, что моя кровь, кожа, плоть и кости дадут ему недоступное смертным знание истины.
— А это так? — Хади прямо глянул в глаза ритуалиста. Тот спокойно посмотрел в ответ и приподнял подол своих белых одежд.
Он вовсе не сидел на коленях, как всегда думал Хади. У него вообще не было коленей.
— Однажды он сумел отрезать от меня кусок, — чуть пожал плечами Оракул. — Не похоже, чтобы ему это помогло. Говард... Антропомант сумасшедший. Только сумасшедший может всерьёз думать, что для успеха гадания важно что-то кроме удачи и искусства самого гадателя.
Тур: тур 2, «Темно внутри»
Название: Антропомант
Тема: гадание
Вид работы: проза
Сеттинг: ориджинал
Персонажи: —
прикоснуться
Кажется, пол в этом подвале был самым чистым участком во всём заброшенном квартале. У двери стояло деревянное ведро с сохнущей на краю аккуратно сложенной тряпкой.
Блестящий в свете масляных ламп пол покрывали аккуратные, тонко наведённые краской линии — большой пентакль, окружённый фигурами помельче и знаками, которых Хади не мог прочесть. Линии потолще уходили от лучей пентакля в стороны, делясь на множество истончающихся, несимметричных ответвлений, похожих на трещины.
Только это были не трещины, а «кровостоки». Антропомант — так, с большой буквы «А», называли его городские переносчики сплетен — всегда чертил кровостоки, и внутренняя часть пентакля оставалась чистой, даже когда он уже заканчивал потрошить свою жертву.
Пахло краской и особой затхлостью нежилого места.
У Хади ужасно болел затылок, по которому его приложили чем-то тяжёлым, но, видимо тупым — кровь, если и была, на шею не стекала, значит, рана несерьёзная. В глазах всё ещё плыло, к горлу подкатывала тошнота — только отчасти от страха — не лучшая новость, учитывая, что во рту у него был кляп — обычная деревяшка на ремешках. Судя по тому, что сжимаемые зубы попадали в немаленькие впадины, кляп использовался отнюдь не впервые. Думать о судьбе тех, на ком его использовали раньше, не хотелось.
Прикованные к идущей вдоль стены горизонтальной штанге руки начали неметь. К боку прижималась трясущаяся Мелисент, точно так же связанная и, вдобавок, ревущая. Кажется, у неё была истерика, но кляп не позволял рыдать, и Хади боялся, что девушка может задохнуться.
Хотя, может быть, задохнуться — не такая уж плохая перспектива. Антропомант резал свои жертвы живьём, чтобы разложить их внутренности по магическим фигурам, и искал ответы на свои мистические вопросы в их цвете, размерах и формах. Говорят, людям под его ножом не позволялось испустить дух часами — пока ритуалист не заканчивал гадание.
Обычно он не убивал больше одного за раз, но Хади не тешил себя надеждой, что у кого-то из них есть шанс спастись. Трупы после Антропоманта редко находили сразу — видимо, он не был любителем излишнего внимания к своей работе. Вряд ли ему вдруг захотелось подстегнуть стражу, предоставив им свидетелей.
«Благие боги, — думал Хади, сглатывая гнилой деревянный привкус. — Я не святой, я сквернословил и грешил, я пил, врал родителям и гулял с сестрой лучшего друга, потому что люблю его и не знаю, что ещё придумать, чтобы быть к нему ближе. Однажды я украл сливу с базарного лотка и спьяну пнул кошку, которая, возможно, была беременной. Но неужели я заслужил умереть вот так? Бессмысленно, в дурацком подвале, потешив ненормального мага? Я ещё так молод, мне даже жениться ещё нельзя!»
Антропомант был неожиданно нестар — мужчина лет, быть может, сорока, крепко сложенный и высокий, одетый в практичный тёмный костюм, какой не привлёк бы лишнего взгляда ни на бедных, ни на зажиточных улицах. Верхнюю часть лица скрывала остроклювая белая маска Чумы, но широкий подбородок и сочный, подчёркнутый тёмными усами рот были хорошо видны.
Мэтти приковали отдельно, и Хади не питал иллюзий о том, почему. Все жертвы Антропоманта были молоды и хороши собой. Видимо, получив сразу троих, он мог позволить себе поперебирать — Мэтти был младшим и самым красивым. Хади тысячу раз проклинал эти качества своего друга, но меньше всего ожидал, что они когда-нибудь станут причиной его гибели. Возможно даже, их гибели — если мага привлёк именно Мэтти.
Со своего места Хади видел клювастый улыбающийся профиль Антропоманта.
— У тебя такая белая кожа, — интимно произнёс маг, склоняясь клювом к лицу Мэтти. Тот трясся, точно как Мелисент. Хади, откровенно говоря, не поручился бы, что сам не трясётся. — В твоём возрасте хорошая кожа — редкость, тем более такого прекрасного цвета. Жаль, здесь недостаточно светло — уверен, там ещё и веснушки.
Веснушки действительно были, Хади помнил их и любил, они были обязательным атрибутом его непристойных снов — и уж точно он меньше всего хотел смотреть, как кто-то другой водит по ним рукой, собственнически забираясь под рубашку Мэтти.
В руке мага появился нож — слегка изогнутый, тёмный, какой-то пугающе лекарский на вид. Мэтти бессмысленно рванулся и невнятно из-за кляпа взвыл.
— Ну-ну, — успокаивающе сказал маг, цепко беря юношу за волосы и заставляя запрокинуть голову. — Тихо. Сейчас я хочу всего лишь убрать твою одежду. Не будешь дёргаться — не порежу. Понимаешь меня?
Мэтти, насколько ему позволяла чужая хватка, кивнул, продолжая, впрочем, тихонько подвывать от ужаса.
— Вот и хорошо. Мне нравятся понятливые.
Нож был очень острым. Хади видал много клинков, но понятия не имел, какая должна быть заточка, чтобы чёрный чугун резал ткань и дублёную кожу словно шёлковую тряпочку.
— И здесь тоже рыжий, — довольно прокомментировал Антропомант, срезая с Мэтти подштанники. Он носком сапога отбросил обрезки, минуту назад бывшие неплохим выходным костюмом. — Послушай, если ты пообещаешь не кричать, я вытащу этот нелепый кляп. Здесь некому спасать тебя, котёнок, а я очень не люблю шум. Мы договорились? Я убираю кляп, а ты продолжаешь быть хорошим мальчиком и ведёшь себя тихо?
Мэтти испуганно закивал. Антропомант аккуратно, привычным каким-то движением вытащил кляп и дал ему повиснуть на ремешках, потом достал носовой платок и бережно отёр с лица своей жертвы слёзы, сопли и слюну.
— Вот так, — приговаривал он ласково. — Так ведь лучше, правда? Скажи мне, как тебя зовут, котёнок?
— М-матиас, — выдавил Мэтти.
«Боги, какой у него детский голос», — смутно подумал Хади. Происходящее с каждой секундой казалось всё более нереальным, словно кошмарный сон.
— Матиас, — повторил маг, бросая платок на пол и приобнимая Мэтти за бёдра. — Ты хочешь жить, Матиас?
Мэтти попытался что-то сказать, но только разрыдался — сухо и беззвучно, и видно было, как он старается прекратить, но это было просто выше его сил. Мелисент зажмурилась, а Хади не мог заставить себя отвести взгляда, словно, стоит ему моргнуть, Антропомант перережет Мэтти горло.
Маг с нескрываемым удовольствием гладил содрогающееся от безмолвного плача тело в некоем извращённом подобии утешения.
Наконец Мэтти сумел остановиться и, заикаясь, произнёс:
— Д-да. П-п-пожалуйста, г-господин, я хочу жить.
— Это прекрасно, котёнок. Я готов оказать тебе такую услугу. Ты ведь не откажешься взамен сделать мне приятное? — мягко сжавшая ягодицу Мэтти рука не оставляла места сомнениям в том, что именно подразумевается под «приятным». — Уверен, не откажешься. Ты ведь такой славный мальчик.
Мелисент издала какой-то задушенный звук и уронила голову на плечо Хади. Он не был уверен, потеряла она сознание или просто не имеет сил смотреть на продолжение, но завидовал ей в любом случае.
Мэтти впервые за всё время, проведённое в подвале, посмотрел на Хади, будто в поисках помощи. В глазах его был чистый, беспросветный ужас.
Хадди стиснул зубами деревяшку, чтобы не заорать, и всё-таки ненадолго зажмурился. Открыл глаза, только услышав голос мага:
— Я очень рад, Матиас. У меня будет к тебе одна просьба...
Он отошёл и быстро вернулся, неся какой-то свёрток.
— Хочу, чтобы это было на твоих ногах, когда они окажутся у меня на плечах.
Сапоги. В свёртке были сапоги — высокие, Мэтти они оказались почти до середины бедра. Антропомант аккуратно обул его, тщательно затянув все ремешки, так что чёрная кожа сапог обняла ноги юноши как шёлковые женские чулки.
Хади опять зажмурился, потому что ужасна была мысль, что Мэтти будет смотреть на него — но и в половину не так ужасна, как мысль, что Мэтти будет знать, что на него смотрят. Хади жмурился и грыз деревяшку, и больше всего мечтал оглохнуть или потерять сознание, чтобы ничего не слышать, чтобы не понимать, не знать, что его лучшего друга и свет его грёз насилуют в двух шагах от него.
Потому что Мэтти не кричал, нет, но стонал жалобно, как раненный щенок, скулил и всхлипывал, а Хади ничего, совсем ничего не мог для него сделать, только вздрагивать от каждого одобрительного комментария, отпущенного магом, и молчать.
— Вот видишь, ничего страшного, — прозвучал наконец довольный голос Антропоманта. — Неужели не понравилось? Может быть, позже мы повторим — тебе надо просто привыкнуть.
— Н-н-н... н-не надо...
— Давай вытрем эти слёзы... Такие красивые глазки не должны плакать. Улыбнись, котёнок. Я сказал, улыбнись.
Хади непроизвольно глянул, напуганный возможной реакцией мага, если его пожелание не будет немедленно выполнено. К счастью, зарёванный Мэтти сумел изобразить весьма жалкую на вид гримасу, отдалённо напоминающую улыбку. Губы у него тряслись, нижняя на глазах опухала.
— Так-то лучше. У нас осталось нерешённое дело, котёнок. Видишь ли, положение звёзд сегодня чрезвычайно благоприятно для гаданий, и я не могу упустить такую ночь. Для того, чтобы получить ответы на вопросы, мне нужно пожертвовать одним человеком, но, как видишь, вас здесь трое. — Его ладонь легла на вздрагивающий живот Мэтти. — Первый разрез, чтобы разъять плоть в поисках ответов, проводится здесь. Но тебя я не трону, я ведь обещал. Более того, я даже позволю тебе самому решить, кто ещё выживет: мальчик или девочка. Только решай скорее: ночь коротка.
«Благие боги, — подумал Хади. — Будьте вы прокляты. Я знаю, вас нет. Мэтти не заслужил такого. Никто из нас не заслужил».
— Я не могу, — шептал Мэтти, отчаянно мотая головой. — Прошу вас, пожалуйста, я не могу, не заставляйте меня, я не могу, не могу, не могу!
— Конечно, можешь. Ведь если ты вдруг не сможешь, я убью обоих, — маг погладил его по щеке. — Решай, Матиас. Он или она.
— Она, — наконец выдавил Мэтти. — Она!
Хади не винил его. Всё-таки, Мелисент Мэтти сестра. Если бы Хади пришлось выбирать, он бы тоже не колебался слишком долго, выбрал бы того, кто важнее. Пусть даже Мэтти потом всю жизнь бы его ненавидел.
— Отличный выбор, — весело отозвался маг, подходя к остальным пленникам и доставая связку ключей.
Хади не понимал, что происходит, когда Антропомант расковал Мелисент и небрежной пощёчиной привёл её в чувство; и тогда, когда парой странно звучащих слов остановил её взметнувшиеся в попытке оттолкнуть руки; даже когда маг поднял впавшую в колдовской ступор девушку на руки, он всё ещё не понимал.
Понял, только когда Мелисент опустили на пол. Точно в центр пентакля.
— Нееет! — закричал Мэтти — впервые в полный голос, словно запрет на шум и страх наказания больше не имели значения.
Он продолжал кричать и рваться, обдирая запястья кандалами и после того, как Антропомант небрежно вернул его кляп на место.
— Ну же, котёнок, — насмешливо протянул маг. — Ты сам выбрал её, зачем же так убиваться?
Первый разрез он сделал по краю брюшины.
В целом ритуал занял не более получаса. В точных движениях, которыми Антропомант извлекал и раскладывал по магическим фигурам внутренности, чувствовался огромный опыт.
Хади не мог видеть лица Мелисент, выражения её глаз, но когда маг закончил свои манипуляции, её сердце, лежащее в меловом знаке на чисто вымытом полу, ещё билось.
А «кровостоки» прекрасно справлялись с работой. Тут сплетни оказались правы.
***
— Говард, — приветствовал его оракул. — Рад, что ты сумел прибыть. Надеюсь, Матиас чувствует себя хорошо?
— Ему лучше, — слегка неловко ответил Хади. Даже годы спустя он чувствовал себя неуютно, когда кто-нибудь спрашивал его о здоровье Мэтти. Чувствовал вину, если быть откровенным.
— Тогда начнём, — оракул кивнул ему на место у стены. — Расположение звёзд сегодня благоприятно. Если всё сложится удачно, мы наконец опередим Антропоманта. Хочу поблагодарить вас всех за вашу работу. Спасибо.
Кроме Хади помощников у оракула было двое. Они приносили ему информацию и нужные предметы, контактировали за него с другими людьми. Сам оракул не покидал своего дома-крепости. По правде говоря, Хади ни разу не видел, чтобы он вышел из комнаты или хотя бы встал со своего места на полу в центре вырезанных в камне пентаклей и символов. Он вообще шевелился лишь немного чаще дворцовой статуи.
Оракул был лет на пять старше Хади, но выглядел моложе своего возраста, почти юнцом. Его белоснежная мраморная кожа болезненно напоминала о ждущем дома Мэтти и той ночи, которая разделила их жизни на «до» и «после», только веснушек у ритуалиста не было. В своей церемониальной белой одежде он был похож на дорогую куклу; длинная рыжая коса стекала по плечу на колени, чтобы свернуться там змеёй.
Оракул привычно подвязал широкие рукава и стал быстро и точно располагать в высеченных в полу фигурах обработанные камни, друзы, монеты, игральные фишки и украшения. Наконец, удовлетворившись получившимся узором, он протянул над ним руку ладонью вниз и разрезал вену на запястье костяным ножом.
Кровь точилась долго, покрывая металл, дерево, кость и камень. Заглублённые в пол кровостоки отводили её в основные линии пентакля.
Хади наблюдал, как сосредоточенно сжатые в линию губы ритуалиста медленно белеют.
Наконец оракул отвёл руку от узора, и Марсия тут же подала ему чистую стираную тряпицу — перевязать.
— На запад, — произнёс ритуалист устало. — Нам нужен Паучий перевал. Он там.
Марсия ушла за водой и песком, чтобы очистить фигуру, Тарквен, попрощавшись, отправился готовить экспедицию к перевалу, а Хади остался помочь оракулу с перевязкой — тот потерял довольно много крови, и пальцы у него тряслись.
— Я давно хотел спросить, — негромко произнёс Хади, закрепляя повязку. — Этот ублюдок, Антропомант... что ему нужно? Не может же быть, чтобы он творил всё это без цели. Чего он хочет добиться?
— Меня, — так же тихо ответил оракул. — Боюсь, ему нужен я и другие, такие как я. Он убеждён, что моя кровь, кожа, плоть и кости дадут ему недоступное смертным знание истины.
— А это так? — Хади прямо глянул в глаза ритуалиста. Тот спокойно посмотрел в ответ и приподнял подол своих белых одежд.
Он вовсе не сидел на коленях, как всегда думал Хади. У него вообще не было коленей.
— Однажды он сумел отрезать от меня кусок, — чуть пожал плечами Оракул. — Не похоже, чтобы ему это помогло. Говард... Антропомант сумасшедший. Только сумасшедший может всерьёз думать, что для успеха гадания важно что-то кроме удачи и искусства самого гадателя.
@темы: проза, русский язык, распиши писало 2014, распиши писало 2014 тур 2
-
-
06.03.2017 в 19:39