Автор: perfect shotgun
Тур: тур 5, «Сказки братьев Гримм»
Название: just Gristolian trash
Тема: Столик-накройся, золотой осел и дубинка из мешка
Вид работы: проза, бытовая драма
Сеттинг: Dishonored
Персонажи: китобои
Размер: драббл, 929 слов
Примечание: пересказ с очень метафоричной трактовкой темы
Акила редко говорит о своей семье, и это нормально. Его отец был мясником у Рамзи, но теперь нет; у него большая семья; мать умерла от болезни. Китобоям не нужно знать больше, чтобы сочувствовать; китобоям не нужно знать больше, чтобы быть равнодушными.
Шон не равнодушен.
Шон находит своего ученика на крыше возле канала, лениво кидающегося камушками в хрустаков; закатное солнце превращает его светлые волосы в рыжие и странно смягчает острый профиль. Так Акила похож на наследника богатого семейства, сбежавшего из дома и предающегося меланхолии; внешность бывает обманчива, но Шон уже знает, кого в случае чего отправят работать под прикрытием в квартал особняков.
После увольнительных Акила всегда возвращается в Радшор странно умиротворенным, а не просто опасно тихим, как обычно; к этому легко привыкнуть, но Шону интересно. Никто не следит за китобоями и никто не проверяет, не выдают ли они секреты, уходя из Радшора (однажды это уже вышло боком, но они тут доверяют друг другу), и Шон не стал бы допрашивать его, даже если бы мог
(но он не может - он не Закари, у него другой талант);
поэтому он просто подходит ближе и садится на крышу рядом с Акилой.
— Расскажи о себе, — просит он. — И о своей семье.
Акила вздрагивает, потом расслабляется — понял, что это не приказ; улыбка у него отстраненная и немного грустная.
— Ваше любопытство однажды вас погубит, Шон, — говорит он и кидает в хрустака очередной камушек. — Это не секрет, просто я не люблю об этом говорить. Но почему бы и нет.
Его старшие братья были талантливы — слишком талантливы для родившихся в простой семье, слишком талантливы для тех, кто должен пойти по отцовским стопам. Гидеон готовил так, что даже ужины аристократов казались чем-то блеклым, Брендан мог делать деньги из воздуха — почти буквально; одному было двадцать пять, другому — двадцать, когда разразился скандал.
Отец тряс кулаком и кричал, что мужик не может быть поваром или бездельничать, мужик должен работать, вот как он. Мать пыталась его успокоить, но безуспешно.
Это казалось чем-то ненастоящим, похожим на липкий и вязкий сон; Гидеон собрал вещи и ушел в ту же ночь, через два дня ушел и Брендан. Мать плакала, конечно. Мать любила их.
Потом она заболела. Потом умерла.
Потом стали приходить письма.
Гидеон и Брендан писали им — отцу, Акиле, маленьким сестренкам и братьям, — что работают в пабе (один готовит, другой занимается деньгами) и что их босс хороший человек, хоть и немного странный; что им хорошо здесь, что они скорбят о матери, но не хотят возвращаться. Еще они слали деньги. Хорошие деньги, но их все равно не хватало.
Акила прятал их — отец запил, и иногда было не на что даже достать еды. Акила готовил (когда было, из чего), работал по дому, почти не спал; младшие плакали от голода, тоски и страха, и Акила не мог их утешить.
Он не мог оставить младших в одиночестве. Можно было пойти на китобойню, как отец, но там платили слишком мало; он пытался, правда пытался, но кому ты нужен в пятнадцать, когда ты тощ, слаб и не ел три дня? Разумеется, никому. Разумеется, не стоило даже пытаться.
Отчаяние, горькое и сильное, толкнуло его на воровство. Он купил у уличного мальчишки маленький, бритвенно острый нож, уходил подальше от дома и пытался, пытался, пытался снова; он выучил все подворотни в округе, все темные места и подъемы на крыши, он сбегал каждый раз, но не всегда возвращался с добычей. Это было непросто. Совсем не просто.
Но он старался, и младшие могли на него положиться.
Потом Гидеон и Брендан вернулись домой.
Они пришли днем, втайне от отца; Брендан смотрел пустыми глазами и опирался на плечо брата, у Гидеона руки тряслись так, что он не смог взять ложку, и дрожал голос. Ведьма, сказал он
(умный, среброязыкий Брендан молчал и пялился перед собой),
ведьма забрала мой талант и его ум. У нашего босса в подвале было святилище — фиолетовая ткань, белые кости со странными знаками, Брендан видел его, — и мы испугались, мы хотели позвать смотрителей;
утром мы проснулись такими, а потом босс вышвырнул нас на улицу.
Наверное, придется послушать отца, сказал Гидеон и нервно рассмеялся; придется пойти на китобойню.
Акила слушал его, и в груди впервые за долгое время разгоралась тяжелое, яростное пламя; он устал от безысходности, от "ничего-нельзя-изменить", он устал от своей усталости, и поэтому
ночью он выскользнул из дома, взяв только кухонный нож.
В сказках колдовство рассеивается, если убить ведьму; он не знал, правда ли это, но должен был попытаться.
— Вы знаете, как я убиваю, — говорит Акила равнодушно; камушки кончились десять минут назад, и теперь он болтает ногами, глядя вниз. — Я был весь в крови, когда закончил — пришлось выкинуть рубашку по дороге домой, думал, отец не заметит... Он заметил, потому что ждал меня. Кто-то видел, как я пытаюсь срезать кошельки, и сказал ему, а он увидел, как я ухожу посреди ночи.
Шон кивает. Он уже знает, что будет потом.
— Он не кричал. Просто сказал, что "паршивый воришка может убираться из его дома", — голос чуть меняется, словно эти слова застряли в его памяти, но лицо Акилы все так же спокойно. — Я ушел и воровал, пока меня не нашел Дауд. Все просто.
— Но ты все еще носишь им деньги, — Акила снова напрягается, и Шон взмахивает рукой: — Расслабься. Талант, помнишь?
— Да, — Акила кивает. — Помню. Вы же понимаете, Шон, я не могу оставить их одних, и отец все еще пьет, так что... я не могу не помогать им. Хотя бы так. Тайком, разумеется. Только Иви знает, она теперь старшая — раз я здесь, а Ги и Брендан ушли и теперь даже не пишут. Я не уверен, что они вообще живы. Не видел их с того дня.
— А у младших все хорошо? — спрашивает Шон, сам не зная, зачем.
Акила улыбается — мягко, почти нежно. Шон уверен, что никто в Радшоре не видел эту улыбку.
— Да.
Тур: тур 5, «Сказки братьев Гримм»
Название: just Gristolian trash
Тема: Столик-накройся, золотой осел и дубинка из мешка
Вид работы: проза, бытовая драма
Сеттинг: Dishonored
Персонажи: китобои
Размер: драббл, 929 слов
Примечание: пересказ с очень метафоричной трактовкой темы
Акила редко говорит о своей семье, и это нормально. Его отец был мясником у Рамзи, но теперь нет; у него большая семья; мать умерла от болезни. Китобоям не нужно знать больше, чтобы сочувствовать; китобоям не нужно знать больше, чтобы быть равнодушными.Шон не равнодушен.
Шон находит своего ученика на крыше возле канала, лениво кидающегося камушками в хрустаков; закатное солнце превращает его светлые волосы в рыжие и странно смягчает острый профиль. Так Акила похож на наследника богатого семейства, сбежавшего из дома и предающегося меланхолии; внешность бывает обманчива, но Шон уже знает, кого в случае чего отправят работать под прикрытием в квартал особняков.
После увольнительных Акила всегда возвращается в Радшор странно умиротворенным, а не просто опасно тихим, как обычно; к этому легко привыкнуть, но Шону интересно. Никто не следит за китобоями и никто не проверяет, не выдают ли они секреты, уходя из Радшора (однажды это уже вышло боком, но они тут доверяют друг другу), и Шон не стал бы допрашивать его, даже если бы мог
(но он не может - он не Закари, у него другой талант);
поэтому он просто подходит ближе и садится на крышу рядом с Акилой.
— Расскажи о себе, — просит он. — И о своей семье.
Акила вздрагивает, потом расслабляется — понял, что это не приказ; улыбка у него отстраненная и немного грустная.
— Ваше любопытство однажды вас погубит, Шон, — говорит он и кидает в хрустака очередной камушек. — Это не секрет, просто я не люблю об этом говорить. Но почему бы и нет.
***
Его старшие братья были талантливы — слишком талантливы для родившихся в простой семье, слишком талантливы для тех, кто должен пойти по отцовским стопам. Гидеон готовил так, что даже ужины аристократов казались чем-то блеклым, Брендан мог делать деньги из воздуха — почти буквально; одному было двадцать пять, другому — двадцать, когда разразился скандал.
Отец тряс кулаком и кричал, что мужик не может быть поваром или бездельничать, мужик должен работать, вот как он. Мать пыталась его успокоить, но безуспешно.
Это казалось чем-то ненастоящим, похожим на липкий и вязкий сон; Гидеон собрал вещи и ушел в ту же ночь, через два дня ушел и Брендан. Мать плакала, конечно. Мать любила их.
Потом она заболела. Потом умерла.
Потом стали приходить письма.
Гидеон и Брендан писали им — отцу, Акиле, маленьким сестренкам и братьям, — что работают в пабе (один готовит, другой занимается деньгами) и что их босс хороший человек, хоть и немного странный; что им хорошо здесь, что они скорбят о матери, но не хотят возвращаться. Еще они слали деньги. Хорошие деньги, но их все равно не хватало.
Акила прятал их — отец запил, и иногда было не на что даже достать еды. Акила готовил (когда было, из чего), работал по дому, почти не спал; младшие плакали от голода, тоски и страха, и Акила не мог их утешить.
Он не мог оставить младших в одиночестве. Можно было пойти на китобойню, как отец, но там платили слишком мало; он пытался, правда пытался, но кому ты нужен в пятнадцать, когда ты тощ, слаб и не ел три дня? Разумеется, никому. Разумеется, не стоило даже пытаться.
Отчаяние, горькое и сильное, толкнуло его на воровство. Он купил у уличного мальчишки маленький, бритвенно острый нож, уходил подальше от дома и пытался, пытался, пытался снова; он выучил все подворотни в округе, все темные места и подъемы на крыши, он сбегал каждый раз, но не всегда возвращался с добычей. Это было непросто. Совсем не просто.
Но он старался, и младшие могли на него положиться.
Потом Гидеон и Брендан вернулись домой.
Они пришли днем, втайне от отца; Брендан смотрел пустыми глазами и опирался на плечо брата, у Гидеона руки тряслись так, что он не смог взять ложку, и дрожал голос. Ведьма, сказал он
(умный, среброязыкий Брендан молчал и пялился перед собой),
ведьма забрала мой талант и его ум. У нашего босса в подвале было святилище — фиолетовая ткань, белые кости со странными знаками, Брендан видел его, — и мы испугались, мы хотели позвать смотрителей;
утром мы проснулись такими, а потом босс вышвырнул нас на улицу.
Наверное, придется послушать отца, сказал Гидеон и нервно рассмеялся; придется пойти на китобойню.
Акила слушал его, и в груди впервые за долгое время разгоралась тяжелое, яростное пламя; он устал от безысходности, от "ничего-нельзя-изменить", он устал от своей усталости, и поэтому
ночью он выскользнул из дома, взяв только кухонный нож.
В сказках колдовство рассеивается, если убить ведьму; он не знал, правда ли это, но должен был попытаться.
***
— Вы знаете, как я убиваю, — говорит Акила равнодушно; камушки кончились десять минут назад, и теперь он болтает ногами, глядя вниз. — Я был весь в крови, когда закончил — пришлось выкинуть рубашку по дороге домой, думал, отец не заметит... Он заметил, потому что ждал меня. Кто-то видел, как я пытаюсь срезать кошельки, и сказал ему, а он увидел, как я ухожу посреди ночи.
Шон кивает. Он уже знает, что будет потом.
— Он не кричал. Просто сказал, что "паршивый воришка может убираться из его дома", — голос чуть меняется, словно эти слова застряли в его памяти, но лицо Акилы все так же спокойно. — Я ушел и воровал, пока меня не нашел Дауд. Все просто.
— Но ты все еще носишь им деньги, — Акила снова напрягается, и Шон взмахивает рукой: — Расслабься. Талант, помнишь?
— Да, — Акила кивает. — Помню. Вы же понимаете, Шон, я не могу оставить их одних, и отец все еще пьет, так что... я не могу не помогать им. Хотя бы так. Тайком, разумеется. Только Иви знает, она теперь старшая — раз я здесь, а Ги и Брендан ушли и теперь даже не пишут. Я не уверен, что они вообще живы. Не видел их с того дня.
— А у младших все хорошо? — спрашивает Шон, сам не зная, зачем.
Акила улыбается — мягко, почти нежно. Шон уверен, что никто в Радшоре не видел эту улыбку.
— Да.
@темы: проза, русский язык, распиши писало 2017, распиши писало 2017 тур 5
-
-
06.07.2017 в 10:33Канон не знаю, но история очень понравилась.